Благодарю за оказанную мне честь выступить перед высоким собранием, поделиться своими мыслями о нравственной составляющей жизни нашего общества и за возможность общения с Вами. Когда я встречаюсь с упоминанием в публичной политике, в публицистике со словом «нравственность», особенно, когда мне приходится встречаться с высказываниями на тему нравственности представителей политического мира, бизнеса, то все это порождает у меня некое двоякое чувство, вызывает двоякую реакцию. Если человек использует такой термин, как «морально-нравственные ценности», то это априори означает, что человек лицемерит. Лицемерит, потому что не знает: мораль и нравственность — это синонимы. Используя такую тавтологию, он лишний раз дает понять, что ничего не понимает в вопросах нравственности и пользуется этим термином лишь для некоего украшательства своей речи, либо своей политической платформы или программы. Происходит некое затаскивание этого понятия, и это пугает. Как говорится, лучше уж помалкивать, чем говорить всуе. Ибо, если мы делаем это всуе, не вкладывая в такие понятия реального содержания, а используем их, как некое украшательство, как своего рода бутафорию, то все это свидетельствует, по крайней мере, о реальном нравственном декадансе, с одной стороны, и угрожает обществу неким привыканием к бессодержательным формулировкам, с другой. Если все эти формулировки станут для нас привычным делом, то мы будем относиться к нравственности так же, как сегодня относимся к очередной экономической программе. А это очень плохо. И здесь позвольте сформулировать главный тезис — тезис не только моего выступления, но и всей моей жизни. Звучит он так: нравственность — это условие выживания человеческой цивилизации, не больше, и не меньше. Это — не просто одна из составляющих очередной политической программы той или иной партии, очередного выступления главы государства, хотя, к сожалению, в нынешнем Послании Президента этой составляющей, как известно, не было. Но даже, если бы она и была, то нельзя воспринимать ее как одну из слагаемых, поскольку речь здесь идет о самом важном, о самом главном. Если посмотреть на то, как политические партии подходят к теме нравственности, то создается впечатление, что к этой теме наши политики опять-таки относятся на основе некоего «остаточного» принципа — вначале, безусловно, экономика, потом политика внешняя и внутренняя, затем образование, спорт, культура, а уж потом, если хватит времени, нравственность.
Такой подход к проблеме нравственности свидетельствует об упадке и, в первую очередь, о разрушении и деформации самого нравственного начала в людях.
Я бы хотел защитить и подкрепить свой тезис ссылкой на то, что нравственное начало заложено в природу человека Богом. Конечно, неверующий человек может сказать: «Это так с религиозной точки зрения», и попытается найти естественные объяснения появлению феномена нравственности. Кстати, нашим философам-марксистам удавалось объяснить почти все. Они создали целостную систему мировоззрения, которая охватывала все стороны человеческой жизни — от происхождения мира до эсхатологии, «Царствия небесного» и построения коммунизма, где все было прописано и объяснено, причем достаточно разумно. Однако те, кто говорят, что все это от начала и до конца было несостоятельно, ошибаются, поскольку поддерживать веру людей десятилетиям используя одни только несостоятельные аргументы, нельзя. В этой системе немало и состоятельного, но был один философский провал, так сказать «черная дыра», которая при более внимательном рассмотрении ставила под сомнение всю систему их мировоззрения. Марксизм не мог объяснить происхождение нравственности, а если и пытался объяснить, то делал это крайне неуклюже. Происхождение нравственного начала и совести, он объяснял, исходя из общественного развития. Но в таком случае нравственность должна быть релятивна, должна быть привязана к какому-нибудь конкретному социальному, экономическому, культурному или национальному контексту. Однако тогда она перестает быть нравственностью. С одной стороны, не так уж давно в Германии на каждом углу произносили: «Deutshland, Deutshland uber alles», подразумевая, — нравственно то, что хорошо для немецкого народа, а, с другой, — с не меньшим старанием твердили: «Нет, нравственно то, что хорошо для рабочего класса», и вводили понятие «относительной нравственности». В этом случае, относительная нравственность перестает быть нравственностью по сути, потому что, если мы объясняем, что одно хорошо, а другое — плохо, исходя из наших классовых, национальных, культурных, политических или каких-то других представлений, то тем самым мы разрушаем общую основу человеческого бытия.
Эмпирически оно и оказывается: нравственное начало — одно и то же. Эти удивительные 10 заповедей Христа работают повсюду: и в Папуа-Новой Гвинее и в Соединенных Штатах, и в России, да где угодно.
Убийство — это грех, обман — это тоже грех, это неправда жизни, и человеческое существо этой неправде сопротивляется.
Некoтоpыe бoгocлoвы даже считают, что нравственность — это категория человеческая. Только человек обладает нравственным началом, а вот в мире животных нравственного начала не существует. А я ставлю этот тезис под сомнение, и хотел бы разрушить его таким расхожим высказыванием, как: «Ну что ты на меня уставился, как нашкодивший пес?». Давайте вдумаемся, что это такое — как нашкодивший пес смотрит на хозяина? Он что понимает, что сделал что-то плохое? Выходит — понимает, что сделал что-то плохо в рамках той системы ценностей, в которой воспитан. Конечно, все это очень относительно и очень уязвимо, с точки зрения человеческой логики, но эмпирически это так. Мы знаем, что животные способны на поступки, связанные даже с самопожертвованием. Иногда говорят: «Животный мир руководствуется только рефлексами и инстинктами». Да, рефлексами и инстинктами. Но каким таким рефлексом или инстинктом можно объяснить способность той же собаки прыгнуть и вытащить из огня ребенка или броситься за хозяином в воду? А здесь марксизм вообще спотыкается — какой уж тут социальный контекст? Какой рабочий класс? Какая здесь культура или экономика? Откуда это? В человеке эта сила определяет образ жизни, стиль его поведения, стиль мышления. Не входя в дискуссию с людьми нерелигиозными, я просто хочу вслед за Кантом обозначить тот факт, не говоря, кстати, ничего нового, что самым сильным доказательством бытия Божия является нравственное доказательство. Я не мог не сказать этого как митрополит и как человек верующий, хотя отчетливо понимаю, что отнюдь не все, сидящие в этом зале, могут со мной согласиться. Но даже, если мы с вами отнесемся к происхождению нравственности иначе — попытаемся объяснить это как некий результат общественного развития, пусть даже так, то тогда мы вынуждены согласиться с тем, что именно эта ценность определяет качество человеческой жизни, потому что если человек перестает отличать добро от зла (а нравственность — это способность делать именно такое различие), то человек перестает быть человеком: его поведение может быть мотивировано любыми, даже самыми страшными причинами, самыми жуткими обстоятельствами. Человек может действительно дойти до скотского состояния, т. е. до состояния животного, потому что, как было сказано выше, в основном животные подвластны инстинктам. Их поведение, в первую очередь, определяется инстинктами, хотя у них и присутствует крупица нравственной силы, но инстинктивное начало, конечно, подавляет. Даже материнская любовь у животных пропадает после того, как отмирают или прекращаются определенные физиологические функции организма. Безусловно, инстинкт имеет огромное значение для определения поведения животных. А что будет, если человек откажется от своего нравственного принципа бытия, если различие добра и зла будет признано нецелесообразным, исходя из внутренних побуждений, из побуждений совести, что произойдет тогда? А тогда только один путь — человек будет жить по закону инстинкта, по закону животного мира. Если повнимательнее взглянуть сегодня на то, как работают реклама, средства массовой информации, массовая культура, то мы сможем выявить одну опаснейшую тенденцию — все направлено на раскрепощение человеческого инстинкта. Появилось даже такое понятие — «раскрепощенные дети» как некая добродетель. «Вы посмотрите, какие они раскрепощенные!», — с восторгом восклицает комментатор телевидения. А перед вами сидит распоясавшийся молодой человек в состоянии, может быть, даже наркотического опьянения. Конечно, он раскрепощен, так как живет по закону инстинкта — его поведение ничто не закрепощает. Но сохрани нас Бог, от подобной раскрепощенности в общенациональном масштабе! Человек перестает быть человеком, если нравственные ценности уходят из его жизни. Человеческое общество перестает быть человеческим, если и нравственное начало уходит из жизни этого общества. Общество становится волчьей стаей, а человек — зверем. И, если, мы не хотим стать животными, то должны раз и навсегда осознать, что нравственный фактор, нравственная составляющая являются основными. Если мы развалили экономику, мы остаемся людьми. Если нас преследуют провалы в политике, мы остаемся людьми. Если во многом мы — неудачники, но сохраняем чувство нравственности, мы остаемся людьми. Если же мы развиваем только факторы, обусловливающие внешнее благополучие человека, но разрушаем себя внутренне, мы перестаем быть людьми.
Теперь позвольте после этого общего замечания об онтологическом значении нравственности для жизни человеческого общества перейти к рассмотрению некоторых конкретных вопросов. Хотим мы это признать или нет, но нравственность действительно лежит в основе всего. Возьмем такую область, как право. Конечно, право, это — не нравственность, но оно неразрывно связано с нравственностью. Если закон, который рассматривает парламент любой страны, расходится с нравственным началом, не соответствует ему, то парламентарии такие законы не принимают — душа возмущается. Конкретный пример — законы апартеида в Южной Африке. Почему же они не принимались ни черными, ни белыми? Почему наблюдалось массовое отторжение этих законов? Почему оказывалось гражданское сопротивление всей системе апартеида? Да в первую очередь потому, что это шло против нравственного начала, нравственного чувства.
Итак, закон имеет шанс работать только в том случае, если он соответствует нравственному началу людей. Вот почему крайне важна некая нравственная экспертиза законодательного проекта. Закон не может создаваться исключительно по принципу целесообразности. Если эта целесообразность будет простираться за пределы нравственного начала, она неизбежно войдет в конфликт с самой человеческой природой, и такой закон никогда ничего не урегулирует.
Если взять сферу экономики, то, как мне представляется, Россия последнего десятилетия являет собой самый яркий пример и самое весомое доказательство того, что может произойти и с богатейшей страной, если экономика будет полностью отделена от нравственности. Как это мы умудрились все разграбить и разрушить всего за 10 лет? Почему это произошло? Почему, к примеру, в начале 90-х годов в виде платы за приобретение легковой машины или видеомагнитофона разбазаривались ресурсы, разглашались государственные интересы, а за бесплатную поездку за границу люди были готовы пожертвовать всем, пойти чуть ли не на любое преступление? Что это такое, в чем здесь дело?
Сегодня во время политических дискуссий нередко показывают рукой на Запад и говорят: «Это все сделали они». Не знаю, кто именно сделал, но твердо знаю: делалось все это нашими руками, так же, как нами была совершена революция 1917 года и разрушена Россия. На кого бы мы не показывали пальцем и кого бы мы не подозревали в инициировании таких страшных процессов, тем не менее делали мы все это своими собственными руками.
Я спрашиваю: возможно ли, построить действительно эффективную экономику, не основанную на кристально честных взаимоотношениях между людьми? Возможно ли без честности, безнравственных параметров заниматься делом? Отвечаю: нет. И ни один, даже, самый хороший, контракт не будет исполняться, если люди будут активно противиться его исполнению.

И, наконец, политика. Конечно, политика, в первую очередь, это стремление к некой целесообразности, построению жизни на основе определенной идеи. Однако идеи могут быть разными. Задача политика заключается в том, чтобы практику подчинить идее, чтобы реализация идеи была, по возможности, более масштабной, охватывала как можно больше людей и давала наиболее ощутимые результаты. В этом смысле политика — весьма прагматическая сфера человеческой деятельности, но, тем не менее, она имеет дело с людьми, а не с бездушными предметами. Итак, предмет политики — это человек. И любой здравомыслящий политик должен понимать, что его действия должны импонировать людям, должны соответствовать природе человека. Если действия политика безнравственны, то он неизбежно вступает в конфликт с человеческой природой. Конечно, нужно заметить, что нравственная природа у людей может быть помрачена или, как говорил апостол Павел, совесть человека может быть сожжена. Совесть — это очень хрупкий сосуд однако, совершенно очевидно, что, несмотря на то, что совесть может быть деформирована, нравственное начало всегда присутствует в людях, и политик не может не учитывать этого, выстраивая свою политическую линию.
А как вы объясните массовые протесты людей против той или иной политики? Тут можно смело сказать: политика Ельцина в массовом масштабе никогда не воспринималась нашим народом. Почему? Что, каждый у нас специалист-политолог? Нет. Эта политика не воспринималась не только потому, что людям стало хуже жить, а в первую очередь потому, что затрагивались такие категории, как национальная гордость, национальное самосознание.
Я хорошо помню реакцию людей на согласие МИДа РФ с американскими бомбардировками Ирака. Простые люди из смоленских деревень, которые, наверное, и на карте-то не покажут, где находятся это государство, стали протестовать. Я уже не говорю о реакции всей России на позицию российского МИДа во время конфликтов в Боснии и Герцеговине. Мы все переживали за это. Почему люди не принимали такие акции? Да потому, что политика входила в конфликт с человеческой нравственностью. Люди нутром чуяли, что здесь неправда и отказывались воспринимать ее. И не нужно было никаких политических анализов. Я считаю, что каждый политик должен ясно понимать, что его деятельность может быть успешной только в том случае, если она будет нравственной. Если же политика безнравственна, человек это чувствует сердцем, даже если его оболванивают с помощью средств массовой информации. Сегодня, к сожалению, в нашем обществе делается немало для того, чтобы разрушить нравственное начало человека. Однажды я беседовал с таким разрушителем и спросил: есть ли у него дети? Он ответил, что есть. Тогда я спросил: не боится ли он делать то, что делает? Или считает, что его дети ограждены от последствий его разрушительной деятельности за высоким забором богатого дома или где-то за границей? Отнюдь нет. Те, кто разрушают нравственное начало, разрушают самих себя. Им кажется, что они на вершине власти, господства, силы. Что при помощи разрушения нравственного начала в плебсе им будет легче оперировать и управлять человеческими массами. Что миром управлять гораздо легче, если у людей утрачено нравственное чувство. Но при этом они забывают о том, что одновременно разрушают и самого себя, и вместе с этими массами летят в пропасть, в бездну. И если это падение не остановить вовремя, то разрушители разобьются о дно пропасти так же, как и все остальные. Человеческое общество, как я уже говорил, не может существовать без нравственной составляющей. Бог создал нас такими, хотим мы этого или нет. Он заложил эту составляющую в нашу природу, завел, так сказать, этот будильничек. И, если человек эту составляющую разрушает, он разрушает самого себя и все человеческое общество. Вы знаете, что такое Апокалипсис, что такое Армагеддон? Я очень много думал об этом — о гибели всего мира, всего человечества? Что это такое? При каких условиях может наступить такая гибель? Трудно даже себе представить ситуацию, когда вдруг все люди захотят своей погибели. Я думаю, есть только одно условие для гибели всего человеческого сообщества, всей человеческой цивилизации — это абсолютное торжество зла.
Если в обществе существует добро, и особенно, если этого добра в совокупности больше, нежели зла, то общество жизнеспособно. Но если зло побеждает, то не нужно забывать об этом, что оно динамично. Зло никогда не останавливается на каком-то уровне, оно всегда стремится к своему апогею. Апогей зла — это небытие, это — смерть. Если зло не остановить, случится беда. Зло всегда прекращают извне, всегда останавливают добром. Что такое борьба с правонарушениями? Это приостановка развития зла. Преступника хватают за руку и говорят ему: «Стоп, теперь иди в тюрьму, мы тебя оградим». Оградим от чего? Оградим от общества, чтобы зло, носителем которого он является, не распространялось дальше. Если преступника не остановить, когда он залез в квартиру, то завтра он убьет хозяина этой квартиры, а послезавтра подожжет его дом, а потом и бомбы начнет взрывать. У него же внутри нет ничего — того, что может его остановить. Зло всегда динамично стремится к своему апогею. Так вот, если зло не остановить на планетарном уровне, а на планетарном уровне оно останавливается на уровне наших сердец, на уровне человеческой личности, то тогда и наступит конец всему.
И когда я произношу слово «добро», то имею ввиду, простите, не Православную Церковь, а все, что работает на пользу добру, добру во всех его проявлениях. Некоторые богословы, рассуждая на тему конца света, конца истории, пытались по-своему толковать изречение апостола Павла. А Павел сказал так: «И наступит конец тогда, когда будет изъят удерживающий». Некоторые думали, что «удерживающий» это, скорее всего, Римское государство — сила, организация, господство права. Ведь мыслили тогдашними политическими категориями. И если всю эту систему изъять, то тогда зло победит. «Наверное, это языческое государство и является удерживающим», — писали святые отцы в III—IV веках. И вы знаете, они в каком-то смысле не ошибались. Конечно, это был ответ с колокольни того времени. Но они не ошибались потому, что государство по природе своей призвано защищать добро.
В основе государства лежит нравственная идея. Более того, государство, как система только этим само себя и оправдывает. А зачем оно еще нам с вами нужно? Зачем оно нужно разумным, свободным людям? Оно нужно только для одного — защищать человека от зла.
В основах нашей социальной доктрины очень правильно сказано: «Государство призвано не к тому, чтобы жизнь сделать раем (в чем, кстати, ошибались коммунисты), а для того, чтобы жизнь не превратилась в ад». Роль государства как раз и состоит в том, чтобы защищать. Защищать, употребляя силу (и даже насилие), — силу закона, военную силу, силу полиции и пр. Государство — это единственная система, которая имеет право на законное применение силы. Силы во имя чего? Только во имя того, чтобы остановить зло. Если государство использует силу для других дел, оно становится опасным, а для человека становится псевдогосударством. С таким государством человек мириться не может. Вот почему существует четкое разграничение понятий «справедливая война» и «несправедливая война».
Итак, государство призвано бороться со злом, а значит само государство, здоровая государственность являются факторами, сдерживающими тотальное распространение зла. В этой связи, есть некоторое богословское опасение относительно современного государства, потому что проблемы, которые ныне стоят перед нами, должны решать не Церковь, не Правительство, не та или иная политическая партия, не тот или иной преуспевающий бизнесмен, а мы все вместе, сообща. И, поэтому, сегодня главная задача Церкви — наладить тот диалог с обществом и народом, который бы позволил нам начать общее дело, по-гречески он называется «литургия». Литургия в нашем понимании значит самое главное богослужение. Поэтому очень важно, чтобы наше общее дело стало подлинным и реальным богослужением даже для тех людей, которые лишены религиозного опыта.

7 марта 2007 года, г. Москва