«Химкинские заложники»: жуковчанин Алексей Гаскаров и москвич Максим Солопов — вышли на свободу и рассказали свою версию произошедшего.
Они были задержаны на следующий день после состоявшейся 28 июля в Химках протестной акции молодёжи. Якобы за её организацию. В начале октября Мособлсуд отменил сентябрьские решения Химкинского суда о продлении сроков содержания их под стражей, и ребята вышли на свободу: 18 октября Максим, а 22 октября — и Алексей.
2 ноября на встрече с журналистами в независимом пресс-центре на Пречистенке молодые люди подтвердили приведённую в статье «Тайна следствия» (см. «В рабочий полдень» 15 от 1.10.10) гипотезу: акцию 28 июля милиция откровенно прозевала и, не сумев задержать никого из «реальных пацанов», забросавших здание химкинской администрации камнями и баллончиками с краской, попробовала решить проблему, задним числом арестовав двух активистов движения «Антифа». Другим для острастки, себе для «отмазки». То, что подобное «решение» чревато созданием кучи других проблем — более острых и масштабных, чем исходная — похоже, наших «борцов с терроризмом» не смутило.
Но — слово заложникам. Прочитав их рассказы, нетрудно понять, что этот эпитет теперь можно писать и без кавычек.
— Вообще-то у следствия были основания задержать меня: являясь корреспондентом сайта ИКД, я по заданию редакции был на митинге в Химках. К тому же у меня есть антифашистские убеждения, и я активный член движения «Антифа». В частности, мы с Максимом были организаторами акции памяти Анастасии Бабуровой и Станислава Маркелова, убитых 19 января прошлого года. Правда, мы всегда отстаивали точку зрения, что все протестные акции должны находиться в рамках закона, потому что полицейское государство, в котором мы живём, только и ждёт, чтобы запустить «машину» репрессий. И потому, с нашей точки зрения, события в Химках — это переход «черты дозволенного». Хотя четыре разбитых окна, конечно, не идут ни в какое сравнение с искалеченной жизнью Михаила Бекетова. И нападением на лагерь химкинских экологов, которое за четыре дня до акции было совершено людьми в масках, вооружённых битами и травматическим оружием.
Это была провокация, на которую наиболее активная часть антифашистской молодёжи не могла не отреагировать. Почему она была в масках и с «травматами»? Да потому, что там, в Химках, их ждал противник — тоже в масках и с «травматами». Вообще все антифашистские мероприятия проходят в состоянии боевой готовности, потому что с 2005 г. на них убито 13 человек… 28 июля, когда стало понятно, что никакого концерта в лесу не будет — потому что там полно людей в масках и всё перекрыто ОМОНом — было решено: раз уж собрались — давайте сделаем хоть что-то.
То, что затем произошло, на снимках выглядит, может, и брутально, ибо в толпе, конечно же, нашлись «горячие головы», но я не уверен, что всё это тянет на уголовную статью: ни одного пострадавшего нет, а что касается разбитых окон — на первом разбирательстве нашего дела фигурировало четыре окна, на втором их стало восемь, на третьем двенадцать.
На следующий день после этих событий на сайте ИКД появляется моя заметка, и мне позвонили знакомые оперативники: можешь кое-что пояснить? — Почему нет, я ведь сам ни в каких беспорядках не участвовал, тому есть немало свидетельств. Меня повезли в областное ГУВД — к самому главному начальнику по борьбе с экстремизмом, я пытался что-то объяснить, но объяснения мои никто не слушал, была паническая обстановка, как будто произошёл очередной «Норд-Ост». И, вправду, пропустить толпу в триста человек — за это кто-то должен понести ответственность… Потом меня повезли в Химки, и какие-то три человека заявили, что я бросал бутылки в окна мэрии. Позже я на очной ставке одного из них спросил: «Дружище, а ты случайно наркотики не употребляешь?» Тот: «Да, употребляю». Следователь сразу же: «Этот вопрос отношения к делу не имеет, я его снимаю!» Или вот ещё улика: прибегает ко мне в камеру милицейский начальник: «Всё, тебе конец, вскрывай вены!» Я: «А что случилось?» Он достаёт ноутбук и показывает видео: одетый во всё чёрное парень на фоне чёрной простыни с эмблемой «Антифа» дрожащим голосом вещает, что они с Алексеем Гаскаровым организовали беспорядки у химкинской мэрии, и, дескать, если вы не прекратите его преследовать — Химки будут гореть, на них упадёт огненный дождь и т. д. Когда я вышел на свободу — в Интернете этого видео уже не было, зато было другое, на котором этот парень признавался, что химкинские оперативники затащили его в ОВД и, угрожая, заставили зачитать этот текст. Вот такие у них методы работы… За те месяцы, что мы сидели в СИЗО, правоохранители, конечно же, разобрались, что было на самом деле, и какова была наша роль. И они нам прямо говорили, что готовы нас отпустить, но — в обмен на кого-то. Так что термин «химкинские заложники» выглядит вполне логично.
«Тезис о том, что в России общественные активисты (вроде Евгении Чириковой) могут чего-то добиться, только если за ними стоит толпа радикалов, получил своё подтверждение…»
Если дать общую оценку химкинской акции — эмоционально я её понимаю, и экологическое движение от неё выиграло. Решение президента Медведева о приостановке строительства трассы, скорее всего, без этого бы не было. Но — с точки зрения антифашистского движения, случившееся глупо и нелепо. К тому же потом по антифашистам прошёлся «каток» репрессий.
Понимаете, центр «Э» был создан на базе прежнего РУБОПа, его сотрудники раньше боролись с организованной преступностью, и у них в голове засела соответствующая «матрица». Можно два часа человеку рассказывать, как обстоят дела, но он усвоит только то, что ему нужно: «Где вы берете деньги на адвокатов? — Ну, вот люди собирают деньги… — Ага, значит, у вас есть „общак“!» Этому подразделению раньше нечем было заняться, а теперь оно получило оправдание своей деятельности: кого-то разыскивает, проводит облавы на концертах. Яркий пример с г. Жуковским: раньше мы каждое лето по несколько раз проводили «оупен-эйр» (рок-концерт на открытом воздухе), всегда полюбовно договаривались с милицией, которая, конечно же, всё про это знала. А в это раз я сижу в СИЗО и слышу: в Жуковском предотвращён погром городской администрации — якобы в мою защиту. Они воспользовались моментом, задержали 16-летних мальчишек и девчонок — и потом трое из них написали заявление в Генпрокуратуру, что их пытали, заставляя дать показания против нас. Люди, привыкшие работать с уголовниками, попали в иную среду, где нужно совсем по-другому вести диалог. Но они его ведут, как могут. Когда я вышел на свободу, мне в руки попал список лиц экстремистской направленности, который Жуковский ОВД распространил перед переписью. На первом месте — я, а потом идут люди, с которыми я учился в школе, мои товарищи по спорту, человек, на чьей фирме я одно время работал. Нелепость, конечно…
— В Москве и Подмосковье нет ваххабитов, но есть ультраправые, неонацисты, которые на самом деле, реально применяют насилие в экстремистских целях. Но это очень закрытая среда, с ними тяжело бороться, их нужно искать, входить с ними в контакт и т. д. Антифашистское же движение намного более открыто и потому представляет собой удобную мишень: пришёл на концерт, загрузил всех в автобус, переписал — и список экстремистов готов. Когда я сидел в кабинете милицейского начальства и наблюдал суету вокруг, явственно понял: вот, теперь эта репрессивная машина, которая не могла себя занять ничем полезным, наконец-то нашла точку приложения своих сил.
«Они уверены, что если люди что-то делают, то только за деньги. И объяснить им, что можно что-то делать просто так, бесплатно — в принципе невозможно…»
В СИЗО сидят люди, 70% из которых сидеть там не должны. Откуда такой вывод? В тюрьме все прекрасно знают, кто реально совершил преступление, а кто нет, и кто на что был спровоцирован милицией. По моим наблюдениям, наша пенитенциарная система нацелена на то, чтобы сломить человеческое достоинство. И только самоорганизация заключённых пытается ей противодействовать. На меня оказало сильное впечатление то, как осуждённого собирают на этап — «всем миром», люди отдают последние шерстяные носки. Я реально почувствовал существование некого единства между арестантам. Каждый, кто попал в тюрьму, независимо от того, преступник он или нет, настроен на то, чтобы помочь друг другу. Выжить в той общей беде, в которой все оказались…
Надеюсь, наше освобождение — свидетельство того, что здоровые силы, которые есть в стране (в том числе — и среди чиновников, и в правоохранительных органах), задумались над тем, что произошло. И — здравый смысл начал побеждать…
От редакции:
Так хочется присоединиться к этой надежде. И верить в то, что в участниках предстоящего судебного процесса общечеловеческие ценности победят ложную «честь мундира». И судьбы двух молодых людей не будут сломаны в угоду мифическим «высшим интересам» чиновничьего государства.
Екатерина Воропай
