История особая наука — всегда пишется по заказу власти и потому, в большей мере, ориентируется на ее нужды. Поэтому дореволюционная версия истории создавалась в виде истории царей и их деяний. Так же создавалась история СССР — как история достижений коммунистической партии. А до того, как она появилась, центральными фигурами исторической арены были назначены бунтовщики и реформаторы — предтечи «настоящих» революционеров. Сегодня в стране уникальная ситуация — новой власти пока не до заказа нужной ей истории. Давайте вспомним, как жила без царя столица, и чем для России обернулись «медовые месяцы» российской демократии?

Толчком для революции стали слухи о наступающем голоде в столице. Как бы там ни было, но впервые продразверстку, а точнее, насильственное изъятие хлеба у крестьян, ввели власти при Николае Александровиче. Крестьяне, естественно, без восторга встретили продразверстку, пытались ей сопротивляться, но все же удавалось предотвратить серьезные проблемы со снабжением городов мукой и хлебом. Правда, цены на хлебные изделия продолжали подниматься, вместе с ними росли очереди в продовольственные лавки. Некоторые горожане с января начали выпекать хлеб, в первую очередь белый, в домашних условиях.
Однако, в продолжение февраля двенадцатидневный запас муки для булочных столицы не падал ниже средней нормы, хлебный вопрос представлял собой реальную опасность для общественного спокойствия. Опять-таки по причине падения авторитета власти и распространявшихся слухов. Произошло то, что правительство не смогло предугадать — развитие панической закупки хлеба про запас. Народная молва сделала свое дело — в течение дня во многих пекарнях хлеб действительно исчез, порождая, в свою очередь, волну нового беспокойства. Сами хлебопеки наблюдали явление, когда какой-то человек, купив в одной лавке хлеб, тут же становился в очередь к другой. «Хвосты» в данной ситуации неимоверно быстро росли, возбуждая беспокойство у другой части публики. Современники недоумевали: «…Откуда причина такой паники — сказать трудно, это все стихийное. Но, во всяком случае, в эти дни для нее не было оснований, ибо в Петрограде все-таки имеется достаточный запас муки…»
Стихия бытовых страхов подчинила себе и сделала невозможным критическое восприятие событий. В возбужденной атмосфере группы людей с флагами на улицах 23 февраля явились поводом для взрыва, накопившегося в обывательских сердцах возмущения, вылившегося в массовые волнения. В этих условиях «хвосты» превращались в озлобленные, готовые на крайности группы обывателей. Большинство беспорядков начиналось именно в них. Из потерявшей терпения толпы в ожидании хлеба выделялся один наиболее маргинальный, которому нечего было терять, и от бессилия, разгневанности приступал к разгрому той лавки, в которую все стояли. Вот как вспоминал современник поведение «хвоста» (очереди): «Толпа распалилась. Кто то, мрачный и оборванный, вбежал в ближайший двор, через минуту выбежал оттуда с несколькими расколотыми поленьями и, коротко размахивая, треснул одним поленом в окно, другим в вывеску, третьим — в стеклянную дверь».
Значительная часть ярости толпы обрушилась также и на трамваи. Уже 23 февраля около 7 часов вечера толпа, следовавшая по Суворинскому проспекту, между делом останавливала встречные трамваи, забирала у вагоновожатых ключи от моторных вагонов, некоторые переворачивала, в других била стекла. Причем делалось это не с целью постройки баррикад, так как толпа совершала свой «рейд» без остановки, а лишь благодаря примеру демонстрации отдельными личностями своих разрушительных, физических возможностей.
Было невозможно игнорировать рост грабежей на частных квартирах, разгромы лавок и магазинов. Даже после образования Временного правительства его представители вынуждены были обращаться к населению в листовках и воззваниях, чтобы предотвратить стихийную порчу городского имущества. В результате чего мы можем отметить, что, вспыхнув под воздействием роста слухов, панических настроений, февральский социальный взрыв, на основе которого и стала возможной российская революция, в природе своей имел не сознательно-революционные, а бессознательно-разрушительные процессы. Именно в этом и кроется основная причина того, что «медовый месяц русской революции», всеобщее ликование, стремление к революционному творчеству, так скоро сменился всеобщим беспокойством за личную безопасность, безопасность своих жилищ, а, затем, разочарованием и апатией. Актуальным становится вопрос А. Ф. Керенского: «Что мы такое: свободные граждане или взбунтовавшиеся рабы?»
Несмотря на стихийность взрыва, некоторую «сознательность» толпы в Феврале все же можно было наблюдать в поиске «врагов революции», под которыми, прежде всего, имелись в виду бывшие чины полиции. По воспоминаниям современников событий, выслеживание полицейских, городовых и прочих чинов превратилось в некий азартный вид спорта. Американский журналист, которому довелось очутиться в февральские дни на улицах Петрограда, описал эту «большую охоту», устроенную толпой и сопровождавшуюся улюлюканьем и прочими эмоциональными возгласами. По многим свидетельствам она носила отнюдь не шутливый характер, хотя некоторые современники и пытались представить все это в свете добродушно-игривых настроений толпы. По улицам городов ходили известия, что, то там, то здесь, убивали, сбрасывали с мостов в незамерзшую воду околоточных, городовых. Начальник петроградского охранного отделения нарисовал еще более страшную своими подробностями картину: «Городовых, прятавшихся по подвалам и чердакам, буквально раздирали на части: некоторых распинали у стен, некоторых разрывали на две части, привязав за ноги к двум автомобилям, некоторых разрубали шашками». Такие вот революционеры, белые и пушистые, в белых перчатках…
Многие современники, вспоминая летние месяцы 1917 года, писали о постоянно ходивших в это время слухах о грабежах на частных квартирах, насилиях над женщинами. Психологическая атмосфера чрезвычайно накалилась. Ни дома, ни на работе горожанин уже не мог избавиться от терзающих его страхов.
Была популярна карикатура, в которой изображались спящие в своей квартире на кровати муж с женой. В руках — револьвер и кочерга, вокруг кровати — колючая проволока, у кровати — пулемет, на окнах — железная решетка. Подпись: «При 400 разгромах за ночь как должны спать граждане Петрограда».
Примечательно, что именно с лета многие современники в своих мемуарах начали писать о проявлении животных инстинктов в людях. Один из очевидцев событий следующими словами охарактеризовал состояние народа: «Смесь глупости, грубости, некультурного озорства, беспринципности, хулиганства и, на почве двух последних качеств, измены». Рост самосудов говорил о серьезном психологическом кризисе, в котором оказались городские слои. В той ситуации любой человек потенциально мог стать убийцей, поддавшись порывам толпы. Как вспоминал современник, в порывах толпы в июльские дни не было никакой идеи, «это порыв животной ненависти к тем, кто посягает на жизнь…» Всеобщее озлобление доводило до того, что на рынке могли растерзать женщину за попытку украсть яблоко. Слухи играли далеко не последнюю роль во всеобщем озлоблении. Рассказы о всевозможных жестокостях, убийствах передавались на улицах, рынках, печатались в бульварных газетах, основываясь на полуправде.
Многие из них искали более легких способов добычи денег, поэтому в июне 1917 года в газетах появляются известия о пойманных грабителях китайцах как их звали — «ходи». Толпа к ним не испытывала жалости. Наоборот, всеобщее озлобление рождало новые толки о причастности китайцев к зверским убийствам, за что и приходилось расплачиваться, карманникам, которых молва относила к китайцам, пойманным на улицах. Появлялись известия о раскрытых тайных бандитских организациях китайцев, хорошо вооруженных и дисциплинированных, члены которых присягали на верность кровью.
Еще в майские дни, когда в общественной психологии господствовали страхи и слухи о всякого рода таинственных организациях, заговорах, обыватели с особым недоверием стали относиться к представителям горной части России, кавказцам. И не всегда подобная подозрительность была безосновательной.
После «заговоров» кавказцев и китайцев стали распространяться слухи о «заговоре» цыган. Народная молва не проявила творческой активности в данном вопросе, и цыгане традиционно были обвинены в краже детей. Действительно, летом 1917 г. отмечалось большое количество пропавших детей, преимущественно 4–10 лет. Несмотря на то, что некоторых впоследствии находили, число пропавших почти в 10 раз превышало количество найденных. Особенно часто эти случаи отмечались на окраинах. Встревоженная публика сразу принялась выискивать виновных. Конечно же, первыми на очереди оказались цыгане, которых, к тому же, оказалось довольно много как в самом Петрограде, так и на его окраинах. К счастью, все эти толки вскоре прекратились, не успев вылиться в цыганские погромы или что-либо в этом роде. На улицах города появилось огромное количество бешеных собак. В газете появилась заметка, которая так и называлась: «Глядя на других, и собаки взбесились»
В трамваях, очередях, по телефонам люди всюду обсуждали одну проблему — дойдет ли немец до их домов? Слухи расползались по городу, нервируя обывателей, отвлекая от привычных дел: «Если немцы и не дойдут до Петрограда, — писал современник,-то паника и разговоры об эвакуации идут своим чередом». В Петрограде и без того длинные очереди в железнодорожные кассы становились еще больше. Люди выезжали из столицы, внося свою лепту в дело развития паники.
А теперь, уважаемый читатель, оглянитесь вокруг. Как известно, главная причина всех бед в России ничтожество тех, кто причисляет себя к элите. Это по их вине февральский переворот состоялся, и революция вышла из берегов, унеся за собой 17 миллионов жизней. Нам такую цену не потянуть, поэтому давайте помнить свою историю, чтобы подобное, никогда не повторилось.

В.Васильев