Через несколько дней вся страна будет отмечать 68-ю годовщину победы советского народа в Великой отечественной войне. Сегодня мы печатаем воспоминания очевидца, тех великих и страшных событий.

• 
  

  Я родился 25 февраля 1933 года в городе Климовичи Могилевской области, Республика Беларусь. Это был районный центр, очень зеленый городок. В городе располагались учебные заведения, техникум, училище летчиков. Город славился своей чистотой и культурным видом. Сюда приезжали в летнее время на отдых москвичи и ленинградцы. Особенно славился, как место отдыха, городской парк с вековыми деревьями. Достопримечательностью парка была парашютная вышка, где к нашему ребячьему удовольствию проходили учебные занятия парашютистов и летчиков. Мы часто бегали сюда, и, затаив дыхание, смотрели на молодых парней и их парашюты.

  
  








Моя детская память бережно хранит все, что связано с моим детством, омраченным войной. Но память есть память. Она хранит все: и плохое и хорошее, и даже забавные эпизоды. В то время, мальчики и девочки купались раздельно, так было принято. Мы, под руководством более старших товарищей, бегали смотреть, как купаются девчонки.
Моя мама — Анастасия Федоровна Тернова, была учительницей начальных классов, отец Николай Петрович Лепетухин, участник Гражданской войны, был директором сельской школы, а затем инспектором Районо в Климовичах. Его знали и уважали многие директора и учителя сельских школ района. Мама моя была очень добрым человеком, у отца же характер был очень непростой. Накануне войны мама перенесла сепсис, врачи прямо говорили, что спасти ее невозможно. Но учителя уговорили одного из профессоров увезти ее в больницу, в город Могилев. Оттуда она приехала через 9 месяцев. Вместе с мамой работала Эся, еврейка по национальности. У мамы был брат, Михаил Федорович Тернов, который работал директором средней школы в городе Луга Ленинградской области.
Известие о том, что началась война, мы встретили в приподнятом настроении. Нам это событие казалось чем-то вроде приключения или интересной игры. Мы были уверены, что мы зададим жару фашистам. И только слезы старших, истерики женщин заставили нас задуматься о том, что происходит. Отца взяли на фронт, а мы с мамой перешли жить в дом бабушки. И это было нашим спасением: рядом с нашей прежней квартирой упала авиационная бомба. Нас бы просто не было в живых. В считанные дни после начала войны немецкая авиация стала хозяйничать в воздухе. Помню, как мы увидели падающий горящий самолет, решили, что это самолет немецких ВВС. Побежали, охваченные порывом радости на место его падения. Какое же горькое разочарование ждало нас. Это был сбитый по ошибке наш, советский истребитель. Нас душили слезы.
Детство, в современном понимании, быстро прошло. В начале июля нас оккупировали. Мы с мамой перебрались в село Гиревичи в надежде, что немцы туда не придут. Однако, все вышло наоборот: через село в наступление на позиции Красной армии проходила огромная, многокилометровая колонна немецких солдат и боевой техники. Это было страшно. Помню, возле нашего дома, при разрыве снаряда, осколком убило немецкого солдата. Хозяйка дома, где мы остановились, разрешила нам разместиться в землянке. Туда мы отнесли свои вещи, одеяло. Но брат, несмотря на уговоры матери, плакал и просил уйти из этого убежища. Мама долго не соглашалась, но потом все же вывела нас с братом оттуда. И в этот момент немецкие солдаты, проходившие мимо, бросили в окоп гранату. Своим спасением мы обязаны настойчивости брата. Видел колонну военнопленных советских солдат: они были раздеты по пояс, все в белых нательных рубашках, с немецкими листовками в поднятых руках. Печальное, душераздирающее зрелище.
Город горел, все было в пламени и дыму. Это страшная, ужасная картина. Но бабушка сказала, что она у своего дома и никуда отсюда не уйдет. А немецкие солдаты все шли и шли через село: пели песни, смеялись, справляли нужду на глазах у всех. Видимо, нас за людей не считали. Брат мой, чуть старше меня, увидев мои слезы как-то сказал мне: «Ты что плачешь? Сталин сказал, что победа будет за нами»! Он мечтал стать героем. Однажды я шел полем, и увидел советскую листовку, спрятал под панамку на голове. Придя домой, отдал брату. А через некоторое время увидел приклеенную на столбе. А за это можно было поплатиться жизнью. В городе оккупанты заняли брошенные дома, хотя не церемонились и с теми, чьи дома им понравились: попросту выгоняли владельцев на улицу. Наш дом стоял у оврага. Весной по нему текли талые воды и перейти на другую сторону было невозможно. Однажды мы нашли сломанную доску, сделали переход, замазав трещину грязным снегом. Увидев на другом берегу немецкого солдата, позвали его: «Комм, пан»! Солдат пошел и провалился в воду. Мы в страхе разбежались, но солдат дошел до крыльца дома, развесил мокрые носки и стал сушиться. В дом заходить не стал. Помню еще случай. Мы с братом шли мимо одного дома, в котором увидели вишню, и соблазнились зрелыми ягодами. Мы решили полакомиться ягодами, но тут из дома вышли два немецких офицера. Один из них по-русски подозвал меня, и, схватив за ухо, закрутил его, сказав, что если я буду воровать, то мне будет плохо. А другой, тоже говоривший на русском языке, достал пистолет, и стал крутить у моего виска, показывая, что со мной будет. Я расплакался, может быть это и спасло меня.
В Климовичах жило немало евреев. С приходом немцев на стенах домов, где они проживали, появились белые звезды, на их одежде были пришиты тоже звезды — шестиконечные, тоже белого цвета. Немцы относились к ним с жестокостью и презрением. Моя бабушка, чем-то походившая на еврейку, часто подвергалась нападкам со стороны полицаев и немецких солдат. В один из дней мы увидели колонну евреев, которых вели под охраной немцев. Несчастные не ведали своей судьбы: несли в руках одежду, связки лука, мешки со скарбом. Увы! Всех их расстреляли в овраге, близ города. Мы сидели дома, мама нас никуда не выпускала. Мы видели, как после ухода палачей шевелилась земля на месте расстрела.
Накануне к нам пришла еврейка Эся, которая была знакома с мамой. Она попросила спасти ее: «Анастасия, ты добрая женщина, ты спасешь меня»! Мама спрятала ее под полом. Мы ее кормили как могли. Но бабушка, боясь, что если немцы узнают про это и нас расстреляют, требовала, что бы Эся покинула наш дом. Но куда ей было идти? Мы пошли на хитрость: повесили портрет Гитлера в красном углу. Когда немецкие солдаты входили в дом, включали фонарик, то увидев портрет фюрера, вытягивались в струнку и отдавали портрету Гитлера честь.
После разгрома немцев под Сталинградом я сам слышал, как немецкие солдаты говорили: «Гитлер капут»! В конце концов, мы отвели Эсю в деревню, там передали местной учительнице. Позже она ушла к партизанам. Я не помню ее фамилию, попытки разыскать ее после войны не увенчались успехом. Но я горд, что нашей семье удалось спасти жизнь человека. Чтобы не умереть с голоду, выращивали овощи, иногда меняли ценные вещи на местном базаре. Так, на ножную машинку «Зингер» выменяли пять килограммов сала.
К немцам местные жители относились по-разному. Один из наших соседей, семья которого подверглась репрессиям, сначала приветствовал приход немецких войск, но когда его крепкое хозяйство разграбили оккупанты, стал молить о скорейшем приходе Красной Армии. У него было две дочери, одна была строгих правил, а другая связалась с немецкими офицерами. Было и такое.
Отступая, немцы жгли все, а жителей отправляли на Запад. Чтобы спасти свои дома, бабушка и соседи взяли иконы, и когда немцы приходили с целью поджечь дом, падали перед ними на колени, и, протягивая иконы, просили слезно не делать этого, не трогать их дома. Однажды к соседке, которой было за 80 лет, подъехал немец на машине, с целью сжечь дом. Старушка упал перед ним на колени. Пораженный немец уехал, и через некоторое время вернулся, передав ей мешок муки. Видимо, что-то в его душе перевернулось.
После войны мы узнали о судьбе маминого брата, — Михаила. Он был в партизанском отряде, но был предан местным жителем. Их втроем повесили на городской площади после долгих истязаний.
После войны я закончил школу, затем медицинский институт в Ленинграде. Работал санитарным врачом в Томске, затем в Курской области, а с 1970 года живу и работаю в Раменском.
Когда я вспоминаю о своем военном детстве, меня душат слезы, слезы горя и радости. Горя — оттого, что у меня, как у миллиона советских детей, война украла детство, радости — от того, что наперекор всему мы выжили и победили. Наше поколение, поколение детей войны — это особое поколение. И об этом нужно помнить всем.