Федеральному собранию РФ, президенту РФ В. В. Путину
В это тревожное время, когда решается судьба не только России и Украины, но и всей нашей европейской цивилизации, мы выражаем свою поддержку Вашей твердой и ответственной позиции. Совершив руками фашиствующих молодчиков государственный переворот в Киеве, деструктивные силы Запада перешли в открытое наступление на главный нравственный итог второй мировой войны — на запрет и осуждение идеологий фашизма и нацизма.
По меньшей мере, циничными выглядят сегодня крики о вмешательстве России в дела суверенной Украины со стороны именно тех западных политиков, которые еще вчера прогуливались по Майдану, украшенному фашистскими знаменами и, раздавая пирожки, подстрекали толпу к свержению законной власти и к противостоянию с Россией.
В результате в Киеве незаконно пришли к власти политики, озабоченные не обеспечением правопорядка и безопасности граждан, не прекращением «революционного» разбоя и насилия, а запретом русского языка и преследованием всех, кто говорит по-русски, кто читает Пушкина, Гоголя, Тургенева, Достоевского, Толстого, Чехова, Шолохова. А это уже верный признак полного одичания. Это значит, что скоро, как в третьем рейхе, запылают книги величайших представителей мировой литературы.
Из обращения деятелей культуры РФ

Сто семьдесят лет тому назад великий Гоголь, который считал себя русским писателям, написал в гениальной повести «Тарас Бульба» вещие строки.
«Тот один был Тарас. Вырвал он клок волос из головы своей и вскрикнул:
— Эй, гетьман и полковники! Не сделайте такого бабьего дела! Не верьте ляхам: продадут псяюхи!
Когда же полковой писарь подал условие и гетьман приложил свою властную руку, он снял с себя чистый булат, дорогую турецкую саблю из первейшего железа, разломил ее надвое, как трость, и кинул врозь, далеко в разные стороны оба конца, сказав:
— Прощайте же! Как двум концам сего палаша не соединиться в одно и не составить одной сабли, так и нам, товарищи, больше не видаться на этом свете. Помяните же прощальное мое слово (при сем слове голос его вырос, подымался выше, принял неведомую силу, — и смутились все от пророческих слов): перед смертным часом своим вы вспомните меня! Думаете, купили спокойствие и мир; думаете, пановать станете? Будете пановать другим панованьем: сдерут с твоей головы, гетьман, кожу, набьют ее гречаною половою, и долго будут видеть ее по всем ярмаркам! Не удержите и вы, паны, голов своих! Пропадете в сырых погребах, замурованные в каменные стены, если вас, как баранов, не сварят всех живыми в котлах!
— А вы, хлопцы! — продолжал он, оборотившись к своим, — кто из вас хочет умирать своею смертью — не по запечьям и бабьим лежанкам, не пьяными под забором у шинка, подобно всякой падали, а честной, казацкой смертью — всем на одной постели, как жених с невестою? Или, может быть, хотите воротиться домой, да оборотиться в недоверков, да возить на своих спинах польских ксендзов?
— За тобою, пане полковнику! За тобою! — вскрикнули все, которые были в Тарасовом полку, и к ним перебежало немало других.
— А коли за мною, так за мною же! — сказал Тарас, надвинул глубже на голову себе шапку, грозно взглянул на всех остававшихся, оправился на коне своем и крикнул своим: — Не попрекнет же никто нас обидной речью! А ну, гайда, хлопцы, в гости к католикам!
И вслед за тем ударил он по коню, и потянулся за ним табор из ста телег, и с ними много было казацких конников и пехоты, и, оборотясь, грозил взором всем остававшимся, и гневен был взор его. Никто не посмел остановить их. В виду всего воинства уходил полк, и долго еще оборачивался Тарас и все грозил.
Смутны стояли гетьман и полковники, задумалися все и молчали долго, как будто теснимые каким-то тяжелым предвестием. Недаром провещал Тарас: так все и сбылось, как он провещал. Немного времени спустя, после вероломного поступка под Каневом, вздернута была голова гетьмана на кол вместе со многими из первейших сановников».

«Если кликнет Русь святая: «Кинь ты Русь, живи в раю!». Я скажу: «Не надо рая, дайте Родину мою!»
В сегодняшних событиях есть одна примечательная сторона — люди бросились читать классику русской литературы, достали с книжных полок запылившиеся и изрядно подзабытые томики Достоевского, Гоголя и стали вчитываться в строки, открывая для себя заново мир русской литературы. И выяснилась совершенно новая грань — все, о чем писали наши писатели с большой буквы, а писали они о выстраданном, и потому вошли в наш мир как истинные прозорливцы и защитники родной земли и духа русского.
Повесть Николая Гоголя «Тарас Бульба» на первый взгляд производит странное впечатление. Назвать ее исторической — значит, погрешить против истины. Где, в каком месте и в каком историческом отрезке времени происходят события определить трудно. Исторические персонажи смешаны, но не в этом главное. У писателя была совершенно иная цель. Прочтем, что сказал писатель устами своего героя: «„Нет, братцы, так любить, как русская душа… Нет, так любить никто не может!“. Как умеют биться на Русской земле и, еще лучше того, как умеют умирать в ней за святую веру».
Любить по-русски, верить так, как верит русский человек и умирать за свою веру не дано никому! Тут потрясает сам подход: признано, что сражаться и жить кое-как умеют и другие, но уж правильно умирать — только русский человек. Потому, можно догадаться, что ему есть за что умирать — за Россию. Эта святая вера охватывает все мыслимые формы бытия — до и после физической смерти.
Написать патриотическую книгу — очень легко, но написать так, как это сделал Гоголь — не удалось никому. И, видимо, уже вряд ли кому удастся!
Чеканные гоголевские формулы укоренены в самой сути российской жизни — еще более, чем в литературе: «Я тебя породил, я тебя и убью!».
Николаю Васильевичу Гоголю, как и герою «Тараса Бульбы» чужды все, кто не разделяет его веры в Россию. У него русское — это не просто особенное, но самое лучшее: А ведь запорожцы «Тараса Бульбы»: «держали щит меж двух враждебных рас — монголов и Европы» — это, конечно, басурманы и ляхи.
Вспомним слова писателя, они как никогда актуальны в нашей сегодняшней жизни: «Побуждающие силы пробуждаются в человеке не иначе, как от соприкосновения с живыми, текущими, настоящими современными обстоятельствами, его обстанавливающими и окружающими… Любви к прошедшему не получишь, как ни помогает поэту воображение. Любовь возгорается к тому, что видишь, и, стало быть, к предстоящему; прошедшее же и отдаленное возлюбляется по мере надобности и потребности в настоящем».
Писатель Гоголь любит именно запорожцев «Увы! Прошедших времен», а видит вокруг себя Иванов Никифоровичей и Ивановичей, Чичиковых, Плюшкиных, своего рода «прореху на человечестве», совсем недостойных любви. Да, конечно; а всё же Гоголь верно объясняет здесь сам себя. Запорожцы прошлого или, вернее, запорожцы песни, идеала милы ему потому, что они надобны и потребны в настоящем. Недостойна уважения жизнь современных обывателей, а все же Гоголь любит именно их, недостойных, и пишет для них, для того, чтобы они стали достойны уважения. Ведь это именно он подхватил и сделал лозунгом, тезисом формулу актера Щепкина: «Полюбите нас черненькими, а беленькими нас всякий полюбит».
Есть еще одно обстоятельство. Вспомним, как в одну из тёмных ночей Андрия будит ото сна странное существо, похожее на призрак. Это татарка, служанка той самой полячки, в которую влюблён Андрий. Татарка шёпотом рассказывает, что панночка — в городе, она видела Андрия с городского вала и просит его прийти к ней или хотя бы передать кусок хлеба для умирающей матери. Андрий нагружает мешки хлебом, сколько может унести, и по подземному ходу татарка ведёт его в город. Встретившись со своей возлюбленной, он отрекается от отца и брата, товарищей и отчизны: «Отчизна есть то, что ищет душа наша, что милее для неё всего. Отчизна моя — ты». Андрий остаётся с панночкой, чтобы защищать её до последнего вздоха от бывших сотоварищей своих. Андрий предал и родину и товарищей. Сколько сегодня таких бродит по миру, проповедуя свой идеал: «Где тепло и сытно — там и Родина!».
И на это Тарас находит свое объяснение: «Знаю, подло завелось теперь на земле нашей; думают только, чтобы при них были хлебные стоги, скирды да конные табуны их, да были бы целы в погребах запечатанные меды их. Перенимают черт знает какие бусурманские обычаи; гнушаются языком своим; свой со своим не хочет говорить; свой своего продаёт, как продают бездушную тварь на торговом рынке. Милость чужого короля, да и не короля, а паскудная милость польского магната, который жёлтым чёботом своим бьёт их в морду, дороже для них всякого братства. Но у последнего подлюки, каков он ни есть, хоть весь извалялся он в саже и в поклонничестве, есть и у того, братцы, крупица русского чувства. И проснётся оно когда-нибудь, и ударится он, горемычный, об полы руками, схватит себя за голову, проклявши громко подлую жизнь свою, готовый муками искупить позорное дело. Пусть же знают они все, что такое значит в Русской земле товарищество! Уж если на то пошло, чтобы умирать, — так никому ж из них не доведётся так умирать! Никому, никому! Не хватит у них на то мышиной натуры их!»
Повесть «Тарас Бульба» — это великая патриотическая книга Гоголя, признанная детским чтением и забытая уже старшеклассниками, имела, тем не менее, огромное значение — именно в силу великого таланта ее создателя. Созданная полтора века тому назад, по историческим меркам не так уж и прошлое «Тарас Бульба» оказался языческим русским эпосом, которого так не хватало российской письменной литературе и из которого вышел главный дефицит русской словесности — сильные не рассуждающие герои, красивые, как в скандинавских сагах, во всех измерениях.
Верю, что именно от майдана и пойдет возрождение великого братства — братства русского народа!