Недавние события в Париже показали: террористы все шире используют исламский фактор для достижения своих целей. Мы продолжаем печатать отрывки из книги воспоминаний Александра Кожухова. В ней он рассказывает, как зарождался терроризм на Кавказе, и кто был у его истоков.

Кстати в баньку комбриг и господ-офицеров загнал. Сначала устроил учебно-методические сборы, показные занятия, где лично разъяснил — что и как должно быть. А последним часом объявил занятия по теме: «Помывка личного состава». Офицеры начали было ворчать, мол, что мы не знаем, как задницу мылить. А попали в отличную сауну, да еще и с бассейном. И, после парной, сюрприз — два военных термоса с пивом. Это, как выразился наш Протоген:
— Для улучшения взаимодействия между командирами и уяснения поставленных задач.
Ну, а дальше такая подготовка пошла, такое боевое слаживание, что через месяц парни стали на «ты» с оружием и с боевой техникой.
Жители гарнизона поначалу страдали, жаловались на бесконечную стрельбу, все «старую часть» вспоминали — как при них спокойно жилось, а потом ничего — понемногу привыкли. До нас «стратеги» беспокоили их всего лишь два раза в год, весной и осенью на итоговых проверках, да и то стрельбой из автоматов и пистолетов, длившейся два-три дня. А появились ВВ, и началось…!
Стрельбище рядышком, на окраине городка, а в горах особый резонанс — грохот выстрелов эхом катится по всему ущелью, как лавина. Кажется, сейчас горы рухнут. А неугомонные «вэвэшники» с раннего утра и до ночи лупят по мишеням из всего, что стреляет — автоматы, пулеметы, гранатометы и даже пушки. Только эхо грохочет, да стекла дрожат.
С другой стороны поселка на танкодроме бронетехника моторами ревет. По улицам плавно покачиваясь, неспешно катят в автопарк тяжелые БТРы. За ними стайкой бежит ребятня, в надежде — прокатиться. В общем, с нами не соскучишься.
А спецназ такие экзамены на краповый берет устраивает, такие спарринги, какие ни в одном боевике не увидишь. Зрителей, болельщиков не одна сотня собиралась — и военных, и гражданских. По окрестным хребтам разведгруппы своими учебно-боевыми рейдами всех кабанов и косуль распугали. До нас они прямо на стрельбище по утрам паслись.

Обстановка на Кавказе с каждым месяцем накалялась. Чеченская независимость, переходящая на бытовом уровне в преступную наглость и вседозволенность, или, как говорят блатные — «беспредел», проявлялась на каждом шагу. Примеров тому великое множество, но у меня свой, которому сам был свидетелем.
Как-то в 1991 году мы с друзьями поехали на рыбалку в дельту Волги. За две недели надергали да навялили столько воблы, что в машины не помещаемся. Решили снять с каждой машины по одному рыбаку с мешком рыбы и отправить поездом. Тогда еще ходил поезд: Астрахань — Минводы, который позже вынуждены были отменить из-за постоянных грабежей пассажиров, проезжавших по территории «независимой Ичкерии».
В Астрахани мы сели в вагон и еще тогда обратили внимание: по перрону разгуливала развязная компания — десятка два молодых чеченцев.
Щенки лет по 16–17, но что они в поезде вытворяли?! Ходят кодлой по вагонам — наглючие, пьяные, анашой обкуренные, гадят прямо тамбуре, пристают к пассажирам, провоцируя на драку. Впрочем, и меж собой успели передраться и перерезаться.
Через пару купе от нас ехали, кажется в Минводы, три девчонки, то ли карачаевки, то ли черкески. Чечены пристали к ним и не просто там поболтать. Зажали их в купе, щупают внаглую, в трусы лезут, уже и раздевать начали. Девчонки плачут, на весь вагон кричат:
— Помогите!
А их главарек смеется:
— Эй! Чито ти кирчищь? Ми сичас пасмотрим на вас, какой у вас сиськи-миськи, патом вас рибьята папробуют, а кито тибе панравится, ти скажи, он тибья украдет. Чито ти, билят, стисняишься? Рибьята нас прикроют, а кто паглядет захочит — ножиком глаз виколим.
И в самом деле, стоят эти волчата, вызывающе нагло ухмыляясь, ножами поигрывают. Самая натуральная банда. Рыбачки мои зубами скрипят, а что ты сделаешь? По одному эту погань еще можно перебить, а кодлой навалятся — не отмашешься, нож в бочину в два счета получишь и на ходу с поезда сбросят.
Говорят, у них там старших, вроде как слушают, уважают. Ну да, как же! Ехали тут же два дедка — чечена, — папахи до бровей, бороденки седые, в галифе и в хромовых сапогах с калошами, — аксакалы, одним словом. Что-то они им по своему талдычут, вроде как сердятся, палками своими по полу стучат. А щенки в ответ только ржут, да знай, свое продолжают.
Не знаю, чем бы все это кончилось, да тут, в соседнем вагоне, все же кто-то из них по роже схлопотал. Кодла ринулась с выпученными глазами на разборки, а девах укрыла в своем купе проводница. Через часок наконец поезд дотащился до Грозного. Там эти ублюдки высадились и весь поезд облегченно вздохнул.
Тогда еще не начались поголовные грабежи пассажиров, это были только цветочки, невинные развлечения ребятишек. Через два-три года из них, таких вот гаденышей и получилось отменное боевичье.
И это происходило не только в Чечне. Такие «джигиты» мотались по всему Северному Кавказу и уже не с ножиками и кастетами, а с автоматами и пистолетами. Граждане «независимой Ичкерии» творили, что хотели абсолютно безнаказанно. Но их трогать не моги. Демократия. Лично Ельцин их суверенитетом одарил.
Как-то гулял по Кабарде и Ставрополью некий Абу Арсанукаев и не один, а с дружками, да при оружии. Работал он начальником охраны у господина Дудаева Джохара Мусаевича. И решил он развлечься, водочки попить, с русскими бабами пообщаться. Катят они на крутых иномарках, а за ними целый кортеж машин кабардинской милиции — чтоб уж чересчур не хулиганили.
Чеченам такое сопровождение не очень понравилось и, пытаясь от него избавиться, они свернули с трассы и заехали, не зная дороги, в тупик. Прижали их «менты» к воротам КПП нашей будущей базы «Нальчик-20», тогда еще РВСНовской. Начались переговоры-уговоры, во время которых, нохчи вытащили пистолеты, прихватили с собой в качестве заложников пару офицеров милиции и с тем же «почетным эскортом» преспокойно подались в Чечню. За Моздоком выкинули ментов из машин и благополучно пересекли госграницу свободной Ичкерии.
В отдельной роте пятигорской бригады дембель — чеченец с земляками ночью захватили комнату хранения оружия и вывезли в Чечню больше сотни (!) автоматов и пулеметов. Хорошо наши сумели обратно вернуть. Те уже стволы «Камазом» в Чечню отправили, а сами налегке в «Жигулях». Да совсем чуть-чуть не повезло. На посту ГАИ в Пятигорске стали у них в машине багажник проверять, а там магазин за запаску случайно завалился. Конечно, всех задержали, поставили им ультиматум — стволы или тюрьма. Одного гонцом «на родину» отправили. На удивление, вернули все до последнего патрона!
Но, тут явно не профессионалы работали, скорее «семейный подряд». Видимо сынок рассказал дома, как в роте была служба организована: ночью все спят, один дневальный дремлет. Заходи и бери, что хочешь. Вот и решили прихватить, что плохо лежит.
А как в нашу пятигорскую бригаду в 1991 году вывозили солдат грозненского оперативного полка ВВ и милицейского батальона? В одних трусах! Потому, что грязное и потное солдатское х/б — есть военное имущество, подлежащее передаче вооруженным силам республики Ичкерия. А потому — снимай штаны, русская сволочь!
Подобных случаев полно. И лишь немногие застенчиво и негромко описывались в прессе. Я про убийства, изнасилования, грабежи пока умалчиваю. Не знаю, как там, в центральной России, а здесь, на Северном Кавказе они, как говориться, «достали» всех, от Краснодара до Дагестана. И то, что эти ребята давно выпрашивали, — то они, наконец, и выпросили в декабре девяносто четвертого. Примерно такое мнение было у нас в восьмой бригаде, с таким настроением мы уходили на штурм Грозного.
Осетино-ингушский конфликт тоже не вдруг разгорелся. Тлело давно, наверное — с сороковых-пятидесятых годов, а может и раньше. Я с этим столкнулся в восемьдесят восьмом, когда попал в командировку во Владикавказ. Солдат-ингуш из нашей части уговорил меня заехать в гости к отцу в село Тарское Пригородного района.
В селе живут осетины и ингуши. Речушка Камбилеевка делит село примерно пополам. На одном берегу по улицам свиньи разгуливают, как у нас собаки — это осетинская сторона. На другом бараны пасутся — это ингушская.
Спросил у мужиков возле сельсовета:
— Где тут Оздоев Магомед проживает?
— А, это Бык что ли? Там — за речкой.
-Почему бык? — не понял я.
-Его так все в селе зовут — смеются осетины. — У него шесть жен и двадцать шесть детей.
Ничего себе — думаю — семейка. По российским меркам просто удивительно.
Разыскал этого «многоженодетного» папашу. Тот, по кавказскому обычаю, поскольку я — гость, конечно, меня в срочном порядке за стол усадил. Бесланской самопальной водки неиссякаемый родник. Сидим день до вечера, не спеша водку попиваем и ведем «мущинские» беседы на всякие темы — политика, армия, женщины и т. д.
Больше, конечно, он мне свои обиды на соседей — осетин высказывал. Логика в этом вопросе у него своя, в масштабе села и его семьи.
— Саша, вон, за речкой дом видишь? — указывает пальцем в окно Магомед. — Это дом моего отца, я в нем родился. Потом нас выселили, до пятьдесят четвертого жили в Казахстане, Когда назад вернулись — в моем доме осетин живет.
Мы ему говорим:
— Слушай, это наш дом.
А он:
-Ничего не знаю, мне его власти дали, уже десять лет в нем живу.
Мы тогда деньги нашли, всей родней собрали, говорим:
-Продай дом, вот деньги дадим.
— Он не хочет, не берет деньги! Что делать? Вот этот дом сам построил и смотрю сорок лет в окно на свой дом.
А когда это все заполыхало, Магомеда очень просто призвали к борьбе за историческую справедливость. Пришли «уважаемые люди» и говорят:
— Эй, Магомед! Ты сколько лет смотришь на дом своего отца? Кто там живет? Осетин, да? Ты его по-хорошему просил? Он не отдал дом. Ты ему денег давал? Он не взял. Слушай, Магомед, ты вообще мужчина, или нет?
А у них мужчина — это в каждом доме оружие. В городе Назрань на рынке можно купить, при желании, что угодно, хоть гаубицу. Меня на другой день пригласили на ингушскую свадьбу и, хотя, я вежливо отказался от этого мероприятия, между прочим, предупредили:
— Саша, у нас на свадьбе стреляют — обычай такой. Если увидишь пулемет, не удивляйся.
Ну, тут я дуриком прикинулся:
— Что ж я, пулемета не видел?
Понятное дело, в армии пулемет — штука обычная. А тут «гражданка» и сельские мужики с пулеметом. Что делать — Кавказ!
Вечерком вышел на двор проветриться, а в соседнем дворе очередями выстреливают мотивчик:
— «Спар-так-чем-пи-он, та-та, та-та-та».
И еще вроде анекдота. Сидим с Магомедом уже хорошо поддатые, окна нараспашку. Хоть и февраль, а нам жарко. Хозяин произносит очередной кучерявый кавказский тост, ибо просто так, без тоста, водку в этих краях пить ну никак нельзя. Обычай такой.
Я держу в правой руке стопку и делаю вид, что внимательно, с большим уважением его слушаю, хотя в башке стоит хмельной туман и о чем он говорит, соображаю уже с трудом. Вдруг чувствую, что через окно мне в спину что-то уперлось. Поворачиваюсь, вижу ствол и смеющуюся физиономию не совсем трезвого джигита. А хозяин успокаивающе изрекает, подняв палец кверху:
-Ты н. э. бойся, ты мой гость, он тибья н. э. застрэлыт. Но! Если он тибья застрэлыт, я ему патом два гостя застрылю!
Спасибо, утешил! Какая мне потом будет разница — сколько он за меня гостей этого «горного орла» настреляет.
Ну, это у них шутки такие. Это брат Магомеда на огонек заглянул…
Вот в такой обстановочке и бросили горящую спичку по селам Пригородного района, кровью покрестив вчерашних соседей. И когда я вновь попал в эти края уже в октябре девяносто четвертого — села не узнал. В Тарском, на ингушской половине полосой сплошные развалины, как после землетрясения. От дома Магомеда уцелело две стены. И так практически во всех селах, сплошной полосой километров на тридцать.