№ 143 от 18 февраля 2016 | На главную |
Как именно разводились на Руси до её крещения, сегодня доподлинно не известно. Известно только, что разводились, причём, судя по всему, достаточно активно — даже христианство не смогло положить этому конец, и вынуждено было с этим
«Устав князя Владимира Святославича о десятинах, судах и людях церковных», изданный на рубеже тысячелетий, передаёт в ведение церковного суда многочисленные категории дел, в том числе о ведовстве и еретичестве, незаконных связях и изнасилованиях… Судя по всему, наши предки не отличались особой скромностью в любовных делах. Суду митрополита подлежал даже тот, кто использовал в драке незаконный приём «зубоядения» (то есть кусался). Под юрисдикцию митрополита переходили теперь и дела о «роспустах» — разводах. Как именно должен был пастырь мирить, или разводить поссорившихся супругов, князь Владимир умалчивает. Но об этом более подробно говорится в первом письменном своде законов — «Уставе князя Ярослава о церковных судах», который был издан в середине одиннадцатого века и расширен преемниками князя.
За самовольный развод с женой «Устав» предлагал карать мужа рублём или гривной, причём сумма менялась в зависимости от социального статуса супругов: «Аще же пустит боярин жену великих бояр, за сором ей 300 гривен (гривна „кун“, равная примерно 1/60 золотой гривны), а митрополиту 5 гривен 192 золота, а менших бояр гривна золота, а митрополиту гривна золота; а нарочитых людии 2 рубля, а митрополиту 2 рубля…» Недешево обходился муженьку развод. Интересно, что сумма, которую получала жена «за сором», совпадала с суммой, которую получал митрополит, хотя он «сорому» и не терпел. Кроме того, она в точности совпадала с размером штрафа за изнасилование и за словесное оскорбление женщины — Ярослав не баловал своих подданных разнообразием штрафов и за оскорбление словом и делом карал одинаково:
«Аще кто пошибает (изнасилует) боярскую дочерь или боярскую жену, за сором ей 5 гривен золота, а митрополиту 5 гривен золота…» «Аще кто зовёт чюжую жену блядию, а будет боярьская жена великих бояр, за сором 5 гривен золота, а митрополиту 5 гривен золота…» А вот за развод по взаимному согласию штрафовали
Венчание прививалось постепенно, и только в 1774 году Священный Синод издал указ, угрожающий анафемой тем, кто жил без венца. Развод стоил недёшево, и, вероятно, не переводились мужья, которые вступали во второй брак, не удосужившись расторгнуть первый. Штрафы для таких мужей «Уставом Ярослава» предусмотрены не были, но двоеженцев насильственно возвращали к прежнему семейному очагу. Судьба их вторых жён 193 оказывалась ещё печальней: их отдавали в «дом церковный». Туда же отдавали и жён, которые изменяли мужу или самовольно уходили к другому супругу, — их, в отличие от
В числе прочих причин были доказанное прелюбодеяние, покушение на убийство мужа или недонесение о готовящемся на него покушении, а также воровство у мужа. Интересно, что по другой статье того же «Устава» воровку надлежало не разводить, а воспитывать (заплатив традиционный штраф митрополиту), — видимо, князья, редактировавшие «Устав» в течение полутора веков, не всегда внимательно вчитывались в сочинения своих предшественников. У жён, живших по «Уставу», не было права не только на игрища, но и на развод. Значительно либеральнее подходили к этому вопросу новгородцы: они разрешали женщинам разводиться с
Все вольности с разводами, о которых сказано выше, относились в основном к первым двум бракам — третий брак на Руси в те годы Церковью не признавался и, уж во всяком случае, не венчался. Лишь в пятнадцатом веке митрополит Фотий разрешил «поимети» третью жену, «аже детей не будет ни от перваго брака, ни ото втораго». Но к этому времени и у жён появились дополнительные права. Так, жена могла бросить мужа, если он перед свадьбой скрыл от неё своё холопское состояние или позднее продал свою свободу без ведома супруги — ведь по закону жена холопа тоже становилась холопкой, а к этому никто не мог принудить женщину без её воли.
Документы пятнадцатого века свидетельствуют, что развод разрешался, «аще муж не лазитъ на жену свою без совета» и «аще муж на целомудрие своея жены коромолит» — то есть клевещет. При этом, если в семье были дети, муж должен был оставить им и жене всё своё имущество. Жена, муж которой в течение трёх лет не возвращался с войны, тоже получила право вступить в новый брак, — во всяком случае, духовенство смотрело на это сквозь пальцы. Кроме того, развод разрешался при поступлении одного из супругов в монастырь, которых к этому времени на Руси было уже немало. Правда, на это требовалось обоюдное согласие супругов, но на практике надоевшую жену могли отправить в монастырь волевым решением мужа.
В 1525 году великий князь Московский Василий III решил разойтись со своей женой Соломонией, урождённой Сабуровой, происходившей из старинного боярского рода. Брак этот был вполне благополучным, но бездетным, и после двадцати лет бесплодных усилий князь решил поменять жену. Было объявлено, что Соломония, «видя неплодство из чрева своего», собралась в монастырь по доброй воле, а любящий супруг вкупе с митрополитом долго отговаривали её от опрометчивого шага, но, наконец, дали своё согласие. Однако сохранился рассказ австрийского дипломата Сигизмунда Герберштейна, который присутствовал при постриге великой княгини. Он пишет, что Соломонию отвезли в Покровский Суздальский монастырь, «несмотря на её слёзы и рыдания». Когда митрополит «обрезал ей волосы, а затем подал монашеский куколь, она не только не дала возложить его на себя, а схватила его, бросила на землю и растоптала ногами». Но согласие бесплодной жены никого уже не интересовало. А через месяц великий князь уже праздновал новую свадьбу с Еленой Глинской. Впрочем, этот развод осуждался некоторыми приближёнными Василия, и они расплатились за это опалой и ссылкой. А когда сын от нового брака, Иван Васильевич, по прозвищу Грозный, залил страну кровью и поставил её на грань катастрофы, многие считали это Божьей карой за противный закону развод и нечестивый брак.
Сам Иван Грозный, несмотря на ужесточение законодательства и свою крайнюю религиозность, сильно превзошёл собственного отца по части смены жён. Первые три супруги царя умерли своей смертью (хотя про вторую ходили упорные слухи, что она была отравлена мужем). После этого Грозный решил жениться снова, но столкнулся с серьёзной проблемой: Церковь не венчает четвёртый брак, даже если это брак государя. Царь созвал специальный церковный собор и поклялся, что не успел вступить со своей третьей женой в супружеские отношения, поскольку она была больна ещё до свадьбы. Это было очень маловероятно, так как царские невесты проходили обязательный и очень тщательный медицинский осмотр. Но собор оставил правдивость этого заявления на совести царя, наложил на него церковное покаяние и епитимью и разрешил венчаться в четвёртый раз. Однако жена, Анна Алексеевна Колтовская, доставшаяся Грозному с таким трудом,
По мере того как Церковь сужала круг допустимых для развода причин, отправка неугодных жён в монастырь становилась одним из самых доступных способов расторжения брака. А для жён особо деспотичных мужей и монастырь мог показаться благом.
В начале восемнадцатого века петровские реформы, всколыхнувшие самые основы государства, не обошли и семейное законодательство. С этого времени процедура развода усложняется, через некоторое время развод по взаимному согласию попадает под запрет. Правда, у жён теперь была вполне реальная возможность избавиться от мужа, обвинив его в жестоком обращении, но это вело не к разводу, а только к разлучению супругов. Отделаться от первого мужа таким способом было возможно, а вот обзавестись вторым — нет. Позволялся также развод с супругом — нехристианином или сумасшедшим. Новшеством стало провозглашённое указом Петра I прекращение брака с лицами, осуждёнными на вечные каторжные работы. Впервые за многие годы государственная власть вторгалась в сферу власти церковной.
Неспособность одного из супругов к брачному сожительству признавалась уважительной причиной для развода, но её приходилось долго доказывать. Например, белгородский архиерей в 1728 году издал распоряжение об освидетельствовании некоего Григория Губина. В документе говорится, что в июле 1727 года Матрёна из села Покровское Усердского уезда обратилась к валуйскому протопопу с прошением о разводе. Матрёна сообщила, что в апреле прошлого года была выдана замуж за однодворца Григория Губина, но по сей день «сопряжения с ним не имеется,
Но
На «дряхлость и старость» сорокапятилетняя супруга полководца жаловалась,